Прошлым летом Ольга с друзьями застряла на несколько дней в порту на Сардинии. У парня, который помогал им чинить яхту, были черные кудри и пронзительно-синие глаза.
Он стоял на причале и смотрел, как мы пытаемся справиться с яхтой — мы никак не могли устранить небольшую поломку. Я помню, что сразу заметила его и подумала: вот настоящий южный мужчина, прямо как на картинке. Он начал помогать нам с яхтой. Когда он запрыгнул на борт, мы все — москвичи — сразу стали казаться довольно-таки убогими по сравнению с ним, настолько он был красивее нас с нашим дурацким самолюбованием. И еще у него были невозможно синие глаза — такие, что его можно было принять за немого. Бывают такие взгляды, полностью пронизанные молчанием и покоем.
Он сказал, что его зовут Людо и что он пастух. Потом показал таверну, которую держит его брат. Я была единственной, кто говорил по-итальянски, так что мне пришлось переводить. Впрочем, говорил он мало. И вообще разговаривал со мной только в случае крайней необходимости. Мы-то все привыкли много болтать. Но к исходу первого дня я уже смирилась с такой экономией слов. При этом я чувствовала себя совершенно раздетой — молчание создавало близость. Ребята говорили мне: «Спроси у него, может, дальше на юг есть еще таверны, спроси, может ли механик нас отбуксировать». Я переводила. Он отвечал. Потом ждал, что у него еще спросят. И снова молчание. И спокойные, безмятежные синие глаза. Мои приятели веселились, называя меня «козочкой», и намекали на то, что готовы оставить нас с пастухом наедине в любой момент.
Настала ночь, и мы вернулись на яхту. Жара была ужасная. Людо предлагал нам устроиться спать в таверне, а не на яхте, которая весь день простояла на солнце. Но мы его не послушали. Назавтра Людо ждал нас на причале. Я вышла первая и призналась, что очень плохо спала. Он нахмурился, как будто чего-то не понял, и я повторила «Questa notte...»1. И он тоже повторил, очень тихо, глядя мне прямо в глаза: «La notte...»2 Вы, наверное, думаете, что все это какая-то ерунда, но я в тот момент почувствовала, как меня пронизывает желание. Мы ведь все знаем, что такое желание, правда? «Что же это значит? — спрашивала я себя. — Чего хочет этот мужчина, который смотрит на меня и, полуприкрыв веки, говорит «La notte...»?»
В Москве мы уже отвыкли от мужчин, открыто выражающих желание. И я, и мои подруги бываем готовы к близости гораздо раньше, чем они, и ждем, затаившись, подходящего момента, а то и сами делаем первый шаг — не всегда удачный. А тут человек, простой, как правда, не нуждающийся в уловках и хитростях...
Следующим вечером мы решили заночевать в таверне. Я сидела снаружи, в беседке, вместе с остальными. Брат Людо включил музыку, и мы стали танцевать. Танцуя со мной, Людо сразу — как всегда, спокойно и невозмутимо — сделал так, чтобы я почувствовала... скажем так, его интерес. При этом очень деликатно, словно признаваясь в своих чувствах, но давая понять, что я могу и не отвечать, если не захочу. Один за другим все уходили спать. Я тоже отправилась в свою комнату, но вскоре снова вышла. Людо был на террасе, играл с одним из хозяйских котов. Я села на стул рядом с ним. В какой-то момент он поднял голову и произнес: «Io vorrei...» Это значит: «Я хотел бы...» И замолчал. Даже руку в мою сторону не протянул. Просто смотрел на меня. Почему на меня никогда никто так не смотрел?! Почему всегда взгляды искоса, хитрость, прищур, нежелание смотреть в глаза?! Я ему широко улыбнулась и подумала: такая улыбка, наверное, была у меня в детстве. А теперь я снова могу так улыбаться, потому что наконец стала взрослой. Это и есть настоящая взрослость: быть лицом к лицу с мужчиной, таким непохожим на всех, кого я знала прежде, и желать его. Я встала. Он тоже встал.
И вдруг сделал невероятную вещь — широко распахнул руки. И я немедленно прижалась к нему. Он положил руку мне на грудь – туда, где бывает больно, когда кашляешь, – и сказал: «Calma»3. И я поняла, как сильно я всегда нервничала в моменты близости. А тут, в полном молчании, я почувствовала, что в его неторопливости гораздо больше эротики. И позволила этому захватить меня. Я хотела спросить, кто его научил такой любви, но так и не решилась. Наутро приятели встретили меня дружным: «Ме-е-е». Людо расхохотался, и все издевки завяли сами собой.
Я вернулась в Москву, к прежней жизни. Думала, буду всем рассказывать о том, что со мной произошло, — но не сказала никому ни слова. Дар молчания, который подарил мне этот сардинский пастух, оказался сильнее нервной привычки делиться чем попало с кем ни попадя. Мои отношения с мужчинами изменились. Сложности, хитрости, игры — я от этого заранее чувствую себя усталой. И не вижу в этом ничего соблазнительного. Две недели назад на вечеринке один симпатичный коллега смущенно сказал мне: «Ты на меня так смотришь...» Людо научил меня перед лицом желания быть такой же простой, как он. И это главный подарок Людо.