«На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!», Николай Гумилев.
Мне в детстве читали рассказ Драгунского «Тайное становится явным», где мальчик выкинул в окно манную кашу, чтобы мама пошла с ним в зоопарк (условием посещения зоопарка было доесть кашу) и она, каша, приземлилась на фуражку милиционера. В финале главный герой признал свою вину, и все закончилось хорошо. С детства нас учат быть честными, благородными, уметь отвечать за свои поступки с гордо поднятой головой.
Честность и благородство — это уровень культуры. А культура — это такая штука, которая нас отделяет от мира животных. Вестимо, от выдающихся представителей культуры мы ждем выдающихся проявлений благородства и честности. Публичный и талантливый человек находится на своем месте не просто так, а благодаря внутреннему стержню, который позволяет служить сверхидее и ставить гуманистические ценности выше собственного инстинкта самосохранения. И мы легко находим в истории такие примеры: академик Сахаров объявлял голодовки во время своей ссылки в Горьком, Эдуард Лимонов получил сильную травму головы за свои взгляды и деятельность, и т.д. Мы не вправе судить, абсолютно ли честны и благородны они были в своих ценностях, но они определенно показали силу и значимость своей культуры.
Однако внутренний стержень есть не у всех: у кого мы думали, что он есть, — он внезапно и неожиданно пропадает. Желание спасти свой зад в большинстве случаев пересиливает. Крах авторитетов — это уже не ряд исключений, а целая тенденция в обществе. Я не хочу драматизировать, но если порассуждать, к чему приведет отсутствие авторитетов? Неужто к отсутствию культурных ориентиров?
Кумиры нам нужны. У гениев тоже есть кумиры, которых они иногда даже перерастают. Это нормально. Я уверена, и сама следую этому правилу: чтобы по жизни не облажаться — нужно выбирать себе мертвого кумира. Если человек уже умер, он точно не сможет осрамиться.
P.S. Добавлю для тех, кто прочел историю между строк. Я сначала не хотела публиковать этот текст. Потому что, знаете, у меня неизбежно возникает вопрос: «А судьи кто?». Думая над этим, я встаю на сторону преступника, но это уже другая история… и другая мораль.