После семи лет, проведенных вместе, они расстались, чтобы повзрослеть, измениться и... снова найти друг друга. О том, как войти в одну реку дважды, рассказывает Людмила.
«К моменту, когда мои подруги переживали первые романы, ходили по клубам, заводили новые знакомства, я была уже капитально замужем. Хоть до официальной росписи дело так и не дошло, иначе как мужем я Ромку не называла. Мы были знакомы со школьных времен, а казалось, с самого рождения. Учась в параллельных классах, присматривались друг к другу. Точнее, это я присматривалась, а Ромка методично отбивал меня у других мальчишек. Причем отбивал в буквальном смысле, то есть угрожал, а бывало, и дрался с конкурентами. Мне даже поцеловаться так ни с кем и не удалось, такого он страха нагнал на всю школу! Ромка жил с мамой (отец семь лет назад умер от рака), и Вера Петровна приняла меня сразу и безоговорочно. А поскольку мои родители в тот момент были поглощены разводом, я стала обедать, ужинать, а потом и ночевать у своего парня.
С 11-го класса и по пятый курс института мы жили втроем: я, Ромка и Вера Петровна. У себя дома я появлялась только на выходных, да и то без особого желания. Помню, в самом начале нашей совместной жизни Верочка (так я называла ее за глаза) поинтересовалась, планируем ли мы с Ромой детей. «Ну, раз пока нет, значит, нелишним будет сходить к гинекологу и подобрать противозачаточные», — сказала она, игнорируя мое смущение. И чуть ли не за руку отвела в женскую консультацию. В общем, не в обиду моим родным, но Ромкина мама была и моей мамой тоже.
Со временем детская щенячья увлеченность друг другом сменилась юношеской влюбленностью, а затем — стойкой привязанностью. Мы вместе с Ромкой столько пережили, что спаялись намертво. Поступление в институт, покупка первой машины и первые же аварии, новые друзья и их свадьбы, крестины их детей, похороны Верочки (проблемы с сердцем, серьезность которых, похоже, не осознавала даже она сама) и чудовищная беспомощность после, когда мы вдруг остались без нее… Я все это так подробно рассказываю, чтобы стало понятно: после семи лет совместной жизни Ромка был мне почти родным. И если я раздражалась на него, то делала это, как мне казалось, беззлобно, почти по-родственному. А бесило меня в основном то, что он был невероятно инертным и пассивным человеком, который мог добиться очень многого, а довольствовался тем, что само приплыло в руки. Работу, стабильную, но не слишком денежную, менять не хотел. То же самое касалось привычки ходить в кедах и кофте с капюшоном, пить только темное пиво, заниматься сексом строго три раза в неделю. А еще, конечно, я его избаловала. К примеру, он элементарно не мог купить себе джинсы: шел в магазин, шатался там час и возвращался пустой. Стоило мне пойти вместе с ним, как нужная модель, цвет и размер тут же находились. Иногда мне казалось жутко трогательным, что любимый без меня как без рук, а чаще раздражало, поскольку я видела в Ромке великовозрастного ребенка, инфантильного и капризного.
Все шло как по накатанной: я получала второе высшее, подрабатывала переводами, Ромка работал в страховой компании, куда его в свое время пристроила мама. Квартира, машина — опять же спасибо Верочке. Быт налажен, детей заводить еще рано. Но, глядя на институтских подружек, которые с головой ушли в романы и строительство карьеры, собственная жизнь казалась мне болотом. Уютненьким таким болотцем, в котором мы барахтались вдвоем с Ромкой. Видимо, примерно те же эмоции обуревали и его. Другого объяснения тому, что случилось, я не нахожу. Наши общие друзья ехали отдыхать в Таиланд и обещали прислать sms, как доберутся до места. И когда поздно вечером затренькал Ромкин телефон, я была уверена, что это они. Взяла трубку и прочитала: «Спокойной ночи, счастье мое. Обнимаю тебя руками и ногами. Жаль, только мысленно». Отправителем была некая Аня. Подумала: ерунда какая-то, наверное, ошиблась девушка. Хотя пару дней тайком наблюдала за Ромкой: телефон из рук он не выпускал и вообще казался каким-то отстраненным, замкнутым. Поскольку Ромкин мобильный был оформлен на меня, я запросила распечатку звонков. Номер, с которого пришло sms, за последние три дня был набран больше десяти раз, а количество сообщений перевалило за сотню.
С того дня и до момента, как я ушла из дома, прошла неделя. Хотя события тех семи дней я помню так, словно все это время находилась под наркозом. Звонок на незнакомый номер, попытка выяснить, кто такая эта Аня, и объясниться с Ромкой. Ему даже говорить мне ничего не пришлось: услышав ее имя, он весь как-то съежился и начал мямлить про то, что это то ли его коллега, то ли девушка друга. Классической сцены не вышло. Пока я паковала вещи, он сидел в кресле, обхватив голову руками и повторял: «Родная, нам надо поговорить…». Впрочем, мы так и не поговорили. Не знаю, что творилось с ним, но во мне была такая оглушительная тишина, даже плакать не получалось. Из всех подруг только Маша не старалась отделаться словами: «Ничего, помиритесь». Она и взвалила на себя мои проблемы: разрешила пожить у нее в квартире, устроила переводчиком в фирму, где сама работала. Мы никогда не были особенно близки, так что, видимо, Маня развернула кипучую деятельность, грубо говоря, от нечего делать. Она сама уже год существовала в статусе одинокой девушки и была рада пополнению.
Поскольку Ромка был моим первым и единственным мужчиной, секс с кем-то еще стал для меня почти потрясением. Все чужое — запахи, слова, движения. В общем, стопроцентная несостыковка. Этим вторым стал Костя — Манин ухажер, который переметнулся ко мне. Подруга отнеслась ко всему с пониманием, а я, игнорируя сумятицу в собственных чувствах и ощущениях, решила, что нужно жить дальше. Тем более Рома словно в воду канул: не звонил, не писал. Почему он даже не пытается ничего вернуть или хотя бы объяснить, я старалась не думать. Я вообще в то время мало думала. Новая обстановка, работа, компания — и ко всему этому я относилась, как к данности. Меня словно выключили из розетки, оставив на резервном питании, когда можно совершать только необходимый минимум движений. При этом я отчаянно искала тепла — обычного, человеческого тепла, к которому была так приучена. То ли мужчины попадались не те (вместе с Костей всего их было у меня трое), то ли я переоценивала собственную готовность к новой жизни, но ощущение пустоты только усиливалось.
Я приняла приглашение на свадьбу школьных друзей, с которыми не общалась больше года, хотя знала наверняка, что встречусь там с Ромкой. Думала, будь что будет. Но при этом понимала: выглядеть супер — дело принципа. По части внешнего вида Ромка переплюнул меня хотя бы потому, что явился в костюме, чего с ним не случалось ни разу за предыдущие семь лет. Мы обменялись кивками и весь оставшийся вечер в ресторане старались обходить друг друга стороной. Я смотрела на него и недоумевала: да, это мой Ромка, но при этом совершенно не мой. Он начал курить, коротко постригся, еще этот его костюм… А главное, в нем появилась самоуверенность и какое-то буржуазное спокойствие, которые так не вязались с прежним имиджем весельчака и балабола. Не знаю, о чем думали друзья, вызывая нам одно такси на двоих. Похоже, даже после года разлуки они по-прежнему воспринимали нас парой. Не знаю, о чем думала я, когда села с ним рядом на заднее сиденье… На полпути Ромка молча взял меня за руку, и оставшуюся дорогу мы так и не сказали друг другу ни слова. Мне достаточно было просто ощущать его такой щемяще родной запах, который не мог перебить даже аромат незнакомого парфюма.
Той же ночью я получила от него sms: «Ты разрешишь мне пригласить тебя на чашку кофе?» А поскольку как таковых свиданий у нас, по сути, никогда и не было, сравнивать мне было не с чем. Впрочем, каждую нашу встречу Ромка отыгрывал идеально: цветы, рестораны, прогулки. Только смотрел странно — нежно, но как-то болезненно, что ли. Ощущение произошедших в нем перемен не было видимостью: Рома действительно стал другим. Мой бестолковый муж не мог открыть на пару с другом фирму, не стал бы связываться с кредитами, колесить по стране в поисках клиентов. А на меня его неожиданная самостоятельность действовала парализующе: за две недели общения тема нашего разрыва ни разу не всплыла. «Я так устал без тебя», — за одну эту фразу, сказанную Ромкой после пятого свидания, я была готова ампутировать себе часть мозга, где еще сохранилось имя Ани.
Анализируя сейчас нашу историю, я понимаю, что мы с Ромкой — редкое исключение: люди, сумевшие дважды войти в одну и ту же реку. Что лишний раз подтверждает — это возможно. Нас и раньше друзья называли «уникальной парой», так что наше повторное воссоединение только подтвердило общее мнение. Не буду рассказывать, чего мне стоило простить, забыть или даже просто смолчать, когда можно было упрекнуть. Потому что мне хватило сил понять: дело было не в Ромкиной измене как таковой, а в том, что рядом со мной он никак не мог повзрослеть. Видимо, эта Аня была неизбежной платой за то, чтобы каждый из нас почувствовал собственную ценность.