В этом году Дом Валентина Юдашкина отмечает двадцатилетие, а его основателю исполняется сорок пять.
Мы не могли обойти вниманием двойную дату и приехали в гости к Валентину с цветами и поздравлениями. Модельер встречал команду ELLE вместе со своей семьей — супругой Мариной и дочерью Галиной. Интервью: Алекс ТРОПИНИН.
ELLE Валентин, наша встреча была назначена на 12 часов дня, но такое ощущение, что Вы с семи утра на ногах.
Валентин Юдашкин О да! Считается, что модельеры — профессия богемная, но на самом деле она требует систематического труда. Я приезжаю в офис в девять, пока никого нет. Чтобы без суеты, в тишине успеть посмотреть почту, сделать эскизы, нарисовать, кому что обещал. Иногда приезжаю к восьми. Как положено настоящим энтузиастам, мы начинаем работать рано, а заканчиваем поздно. Иногда работаем в субботу и воскресенье. Перед показами новой коллекции я могу здесь и спать, и жить.
ELLE То есть Вы ранняя пташка?
В.Ю. Скажем так: я совсем не ночной человек.
ELLE И не очень тусовочный, судя по всему. Вас значительно реже можно встретить на разных пати, чем очень многих из Ваших коллег.
В.Ю. С так называемыми тусовками все просто. Я хожу только к тем, кого хорошо знаю и куда мне приятно идти, — к друзьям. Выставка или спектакль — другое дело. Тут важно, конечно, чтобы это было событие.
ELLE Удивительно, почему Вы, художник с такой яркой палитрой и столь очевидной склонностью к театрализации костюма, никогда не работали для театра.
В.Ю. Я очень, очень надеюсь, что театр и кино будут моим следующим творческим этапом. Я совсем не умею работать вполсилы. А при моей нынешней загруженности в Доме, сотрудничество с театром могло бы происходить только так. Ни мне, ни театру это не подходит: костюмы к спектаклю — огромная ответственность, потому что ты не один, ты с командой. При действующем модном календаре это невозможно. Мы ведь очень много работаем, не пропускаем ни одного сезона, все сами делаем: сами придумываем, сами шьем, сами снимаем, сами рекламные проспекты смотрим. Делегирование полномочий в моде, по большому счету, невозможно.
ELLE При создании бренда сейчас принято прибегать к услугам профессионалов из этой области. Получается, Вы таких людей не привлекаете, и «Валентин Юдашкин» — это только Валентин Юдашкин?
В.Ю. Ну, уповать только на себя в таком серьезном деле было бы с моей стороны глупо и непрофессионально. На сегодняшний день выросло поколение специалистов, более активных по образу жизни, более ярких, чем мы. И мы, разумеется, обращаемся к ним за советом. Ребрендингом нашим вообще занимались англичане, основные съемки заявочного сезона мы стараемся делать за рубежом.
ELLE В России, значит, по-прежнему тяжело работать?
В.Ю. Давайте смотреть правде в глаза: индустрия моды у нас только создается. Покупательский рынок готов, а вменяемой системы продаж как не было, так и нет. Русский глянец отмечает десятилетие. А мы отмечаем двадцать лет Дома.
ELLE В этом году Вам исполняется 45 лет. В какой момент Вы почувствовали, что пришла удача, что все было не напрасно?
В.Ю. Не было такого момента. Я свою компанию создал, когда мне было 25 лет, и с тех пор каждая новая коллекция — как первая.
ELLE Вы полагаете, что мнение глянцевых журналов о коллекции каким-то образом формирует спрос, воздействует на него?
В.Ю. Скажу так: глянцевые журналы и модные критики — неотъемлемая часть той сферы, которая называется «люкс». И он необходим даже и в смысле просвещения. Но вот на конкретные продажи в случае с моим Домом глянец почти не влияет.
ELLE Создается впечатление, что Ваш успех — это вообще больше история про дружбу, про отношения, про то, что один попробовал, сказал другому, тот попробовал, понравилось,
В.Ю. Ну, в общем, Вы правы. Особенно если говорить о haute couture. Интересно, кстати, что сейчас то, что называется pret-a-porter, еще десять лет тому назад можно было смело относить к haute couture. Очень планка повысилась. Я вспоминаю, в каких условиях мы начинали: на фабриках уровень отшива, уровень производства, организации бизнес-процесса упал к тому времени настолько, что хоть плачь, хоть смейся. Сейчас получше.
ELLE Скажите, а у клиентов Вашего Дома сейчас есть возможность прийти и сказать: «Я хочу, чтобы мне рисовал лично Валентин?»
В.Ю. Да, есть.
ELLE И сколько это будет стоить? Не будем брать случаи, когда платье обшито жемчугами-бриллиантами, так, начало разговора.
В.Ю. От 35 тысяч евро. Если говорить об авторских вещах, у нас цены фактически такие же, как в Париже и Милане.
ELLE Какая часть Вашего бизнеса приносит больше денег — prêt-à-porter, haute couture, украшения?
В.Ю. Haute couture в структуре наших доходов занимает большое место, более значительное, чем в других Домах аналогичного класса. Но главные деньги — это, конечно, готовая одежда. У нас все по западной модели бизнеса, мы не придумываем в этом смысле ничего нового. От ювелирки, часов, очков мы получаем обычные роялти.
ELLE А когда Вы запускали линию готовой одежды, не опасались, что бренд немножко размоется? Ведь Валентин Юдашкин всегда ассоциировался с подиумной красотой — индивидуальная работа, ручные техники, великолепное шитье.
В.Ю. Конечно, опасались. Но у нас и pret-a-porter, и джинсовая коллекция высочайшего качества. В изготовлении готового платья мы имеем уникальный для нашей страны опыт. Ваши коллеги по глянцу недавно приходили, шовчики в джинсах смотрели, проверяли и только головой мотали: как у вас так получается? А у нас — получается.
ELLE Вы до сих пор являетесь членом Chambre syndicale de la couture parisienne?
В.Ю. Нет. Тогда политически и экономически это было необходимо, но в 2000-м мы переехали в Милан. Может быть, в следующем году снова поедем в Париж. Думаем. Решаем.
ELLE А в чем вообще смысл этого парижского синдиката?
В.Ю. Я попал туда в то время, когда был расцвет haute couture. Застал уникальных мастеров — Ферре работал тогда для Диора, Ив Сен-Лоран работал, Версаче, Пьер Карден, Пако Рабанн. Я был самый молоденький, 26–27 лет. И работал во Франции, в Париже. Это удивительная школа, давшая невероятный творческий импульс. Сейчас таких громких имен нет. И мода сильно изменилась. Haute couture в последние лет восемь стала выпускать не одежду, а арт-объекты. А мода ведь не должна превращаться в музей. Конечно, огромнейшее счастье, если художнику позволяют не думать об экономике, но очень плохо, если он этим злоупотребляет.
ELLE Ваша мода совершенно противоположна тому, что делают японцы или бельгийцы. Они максимально стараются спрятать вещь — ее цену, работу, количество вложенного труда. А по Вашим вещам видно, что они дорогие. Они как бы рвутся наружу...
В.Ю. И в этом смысле находятся совершенно в русской традиции — возьмите историю русского костюма или историю наших храмов. К тому же мне было только 20 лет. И создание фактуры, о которой я мечтал, целиком занимало мои мысли. Тогда же не было вообще ничего. Мы шились в мастерских театра Станиславского и Немировича-Данченко. И некоторая маскарадность платьев была в какой-то степени даже вынужденной.
ELLE Многие начинали одновременно с Вами. Но в ХХI век перешагнули только Вы. Как думаете, почему?
В.Ю. Отвечу серьезно. Три составляющих. Любовь к пропорциям. Тяга к цвету. И невыключение мозгов.
ELLE Кристиан Диор на фотографиях неизменно с линейкой, в примерочной, что-то пишет, чертит. А нынешние модельеры всегда с бокалом. Мода сейчас представляется исключительно тусовочным мероприятием.
В.Ю. Профессия не может быть тусовкой. Мода — это совокупность многих направлений в искусстве, архитектуре, живописи, музыке. И у всего этого должен быть режиссер — модельер.
ELLE Кто-то из российских молодых дизайнеров Вам нравится? Есть что-то новое, вызывающее в Вас сочувствие, интерес?
В.Ю. Слава богу, что есть. Но вот насчет бокала Вы очень верно подметили. Доходит до абсурда: они ходят на тусовки друг к другу, смыкают бокалы на открытии бутика конкурента. Как-то много лет тому назад я пригласил к себе на показ Кавалли — и это была, в общем, сенсация. У очень многих наших ребят есть норма вкусовая, талант — но вот нового продукта каждый сезон нет.
ELLE Иначе говоря, ощущается дефицит «я».
В.Ю. Вам виднее. Когда я начинал Дом, взял деньги — и должен был на эти деньги показать такие платья, которые сказали бы: пришел человек со своим стилем. И вот стиля-то я вижу не очень много, к сожалению.
ELLE Многие связывали Ваш успех с модой на все русское, даже советское. Мода эта давно прошла, а Валентин Юдашкин жив, коллекции раскупаются. Живете завистникам назло?
В.Ю. Мне в свое время улыбнулась удача: мне дали возможность попробовать. И я к этой возможности отнесся с максимальным уважением. Я приезжал из Парижа и не ждал, что меня искупают в овациях. Просто работал. Надо уважать свой план. Неважно, где ты показываешься — в Париже, Милане, Лондоне, Нью-Йорке. Важно, есть ли у тебя, что показать.
ELLE Вы со многими клиентами работаете лично?
В.Ю. Человек десять есть, с которыми работаю постоянно. С кем-то мы друзья, с Людмилой Гурченко, с Аллой Пугачевой...
ELLE Вы традиционно делаете 8 Марта показ, потом собираете гостей на банкет в «Метрополе». Иосиф Кобзон, Лайма Вайкуле, Светлана Моргунова, Игорь Николаев. Это все люди совсем не из модной тусовки и немножко не из нашего времени.
В.Ю. Они — часть моей жизни. Мои друзья. В них — главное богатство Дома. Вот вы спрашивали про удачу, везение. Мое единственное везение — в том, что есть люди, которым я могу позвонить ночью.