Едва появившись на лондонской Неделе моды в 2012 году, Симон Роша сразу же отличилась. Именитые британцы: Peter Pilotto, Mary Katrantzou, Jonathan Saunders — все работали с принтами, увлекшись технической стороной дела настолько, что успели позабыть про крой, формы и женственность.
Роша, которую для платформы молодых дизайнеров Fashion East выбрала Лулу Кеннеди, вместо диджитал-орнаментов представила практически рукодельную вышивку, вручную нашитые детали и силуэты, утрированно женственные и объемные, как формы доисторической Венеры. Ее имя уже было всем знакомо — 32-летняя дочь известного британского дизайнера Джона Роша, полуирландка, полуазиатка, Симон росла между Дублином и Гонконгом.
Эта международная эклектика помогла сформировать ни на что не похожий взгляд на грани моды и прикладного искусства. Но самый, наверное, важный вклад дизайнера в современную моду — возврат к романтике и кодам женственности, которые оказались подзабыты под влиянием спортивного стиля. Несгибаемая эстетика и оригинальность Симон обеспечили ей место в самой обсуждаемой коллаборации года — проекте Moncler Genius, где дизайнер представила свою коллекцию наряду с Пьерпаоло Пиччоли, Крейгом Грином, Хироши Фудживарой и Кеем Ниномией.
ELLE Вы из творческой семьи. Как проходило ваше детство и как вы познакомились с модой?
СИМОН РОША С модой я не знакомилась, я с ней родилась. Мой отец вечно что-то раскраивал, шил и мастерил, мама разгуливала в роскошных нарядах, которые я тайком примеряла. Лет в 13 я все выходные и каникулы проводила в студии папы, заставляя его ассистентов шить со мной одежду. Сегодня иногда бывает забавно — на светских тусовках я встречаю разных людей, и те, кто постарше, подходят ко мне и заявляют: «О! Симон, как ты выросла, а я помню, как ты крохой бегала у вас на кухне в Дублине!»
Что влияет на ваш стиль больше — Ирландия, природа, семья, ваши корни или культурные символы?
На меня и мое творчество влияет все, что меня окружает. Вы правы, это и Ирландия — ландшафты, местные жители, наша культура. Меня вдохновляют женщины — подруги, родственницы, музы в искусстве и кино, прохожие в Дублине и Гонконге.
Как вы транслируете женственность в своем дизайне?
Мне важно, как двигаются вещи, когда их носят: плавные движения, покачивания, шелест — это все добавляет женскому образу глубины. Соответственно, я с особой тщательностью подхожу именно к выбору тканей, ищу те, что живут и дышат. Украшения, вышивка, кристаллы используются для того, чтобы еще больше подчеркнуть роскошную фактуру ткани, той же парчи, например.
Это напоминает, как работали с костюмами в эпоху Ренессанса. Но у такого богатства должен быть контраст, уравнитель. И это объем — он создает новые формы женственности, переводит старинную эстетику на язык современности.
Как вы думаете, что именно в вашей эстетике привлекло Moncler и почему вас пригласили в проект Genius?
Я думаю, Moncler было интересно посмотреть, как эта гипертрофированная женственность впишется в их утилитарный, урбанистический стиль. Можно сказать, что это история об униформе.
В школе я любила форму, хотя все считали ее уродливой, — коричневый джемпер, коричневая плиссированная юбка и белая рубашка с красной полосой. Сегодня моя одежда так же узнаваема, как и любая другая униформа, — и главные ноты моего стиля сложились в новую композицию в Moncler.
А вы почему согласились на этот проект?
Ремо Руффини (владелец Moncler. — Прим. ELLE) — для меня настоящий визионер и суперпрофессионал. Поработать с такими людьми, прокачанными в своей сфере, — бесценный опыт. Я особо долго не думала, согласилась почти моментально.
За коллекцией для Moncler стоит какая-то особенная история?
Отправная точка коллекции — горы. Тут я затеяла исследование о женщинах-скалолазах и путешественницах и нашла потрясающие фотографии и иллюстрации прошлых веков. Жозефина Дибич Пири, Анриетта д’Анжевилль и Мари Паради, покорившие Монблан; Люси Уокер, взобравшаяся на Маттерхорн. Представляете, как они поднимались по скалам, оставаясь при этом в викторианских платьях? И как они только умудрялись не запутаться в своих нижних юбках?! Это звучит как сюрреализм. Так что эта история — о нереальной силе женщин и о том, что одежда должна быть нашим продолжением, а не помехой или броней.