Дизайнер Пьер Арди: «Никто и не подозревает, насколько талантливо я ленив!»

Он создавал фантастические туфли, преподавая хореографию, работал с Николя Жескьером для Balenciaga, развивал собственный бренд, оставаясь бессменным директором по аксессуарам в Hermès. И вот очередной удивительный факт: у Арди жесткая аллергия на лошадей, так что работа в Доме, исторически связанном с конным спортом, для дизайнера — судьбоносное испытание.

ELLE Вы часто говорили в интервью, что многие коллекции посвящены воспоминаниям о прошлом. В основу этой легла похожая история?

ПЬЕР АРДИ Эта коллекция не о воспоминаниях, а о мечтах, что связано с темой года, заявленной Hermès. Мечты — интересный концепт. Они вроде и о будущем, но неразрывно связаны с прошлым. Часто мы мечтаем о том, что могло бы случиться, но так и не произошло, но мы не теряем надежду, что еще когда-нибудь свернем на этот путь. Я пытался отра­зить этот микс в коллекции, не буквально, конечно, — здесь много разных материалов, от кожи крокодила до шелка, мужские модели, похожие на женские, и наоборот. Это коктейль: немного того, немного другого.

Да, я видела микс сапог наездницы с кроссовками.

Точно! Отличный пример коктейля! Hermès всегда будет связан с верховой ездой, с ее эстетикой. Сапоги для верховой езды были символом активных людей в начале века, сегодня таким атрибутом стали кроссовки. Я решил объединить их, объединить две эпохи, два образа жизни, два символа.

Расскажите о цветах коллекции.

Я отталкивался от другого знакового продукта Hermès — шелковых каре и их цветовой палитры. Но как перенести эти цвета на обувь в том случае, если ты не делаешь всю коллекцию из шелка?

Пришлось включить переводчика и внимательно слушать, какие оттенки подсказывают другие материалы. Бархат, например. Он требует глубоких цветов драгоценных камней: изумрудов, сапфиров, рубинов. Но замша легко берет на себя мягкие цвета шелка и не теряет при этом свою текстуру.

Что будет в моде после кроссовок?

Хотел бы я быть медиумом и знать ответ! Насколько бы легче стала моя жизнь. Но я лично хотел бы видеть в моде еще больше свободы в будущем. Меня бесит, когда мода превращается в диктатора или бесконечно вешает на все ярлыки — это вульгарно, а вот это шик. Раньше только так и было, в 1950-х, 1960-х, когда в моде был один-единственный силуэт — и все. Сегодня мы все ближе к разнообразию во всех смыслах этого слова, во всех сферах жизни. Мода должна стать не диктатором, а анархистом — перечеркнуть все правила и позволить радостный хаос.

В Hermès работают по тридцать лет, здесь очень много преданных сотрудников. Вы знаете какие-то вдохновляющие истории своих коллег?

Меня всегда восхищала Лейла Меншари, она занималась витринами 45 лет. Сейчас она на пенсии, ей больше 80! Сколько было у нее историй! Просто тысяча и одна ночь в мире Hermès!

И эти легенды, анекдоты она транслировала на свою работу — ведь оформление витрин похоже на искусство хорошего рассказчика.

К слову, об искусстве. Инсталляцию, в которой вы презентуете новую коллекцию в Париже, делал художник Матиас Кисc. Вы с ним много работаете. Как познакомились?

Я увидел его арт-объекты и пригласил посотрудничать много лет назад. Матиас строит вокруг моей коллекции определенный мир, и это тоже похоже на рассказ, на истории — и да, на оформление витрин. Иногда этот мир говорит о коллекции много больше, чем могу сказать даже я. Он как бы додумывает за меня мою же историю.

Вы же тоже художник.

Да, рисовать я научился раньше, чем писать и читать. Помню, как рисовал зонтики. В 12–13 лет я стал делать иллюстрации о моде. Каждое лето на каникулах придумывал свои коллекции, зарисовывал все, от одежды и обуви до макияжа и причесок, — причем я тогда даже понятия не имел, как работают дизайнеры, что такое мода в целом.