Амбер Валлетта: «Любовь и боль всегда идут рука об руку»

ELLE Вы росли в Оклахоме, а сейчас живете в Лос-Анджелесе. Скучаете по родному городу?

АМБЕР ВАЛЛЕТТА Конечно, вы бы видели, какое там небо! Безграничное, безбрежное. У нас нет небоскребов и мало неоновых вывесок, поэтому по ночам можно часами рассматривать звезды. Я скучаю по этому свету, по штормам, по смене сезонов и по земле с Великими равнинами.

В вас намешано множество разных кровей — португальская, итальянская... Какая национальность проявилась сильнее?

Вы правы, в нашей семье собрались все — итальянцы, шотландцы, англичане, предки из Скандинавии, и в нас очень сильна кровь коренного населения Америки. Часть моей семьи работает с индейскими колониями, так что мы до сих пор очень связаны со своей историей и истоками. Но когда я не в Оклахоме, то чувствую себя скорее европейкой, чем американкой. Я не заложник своей страны и своей культуры. Я гражданин мира. И чем больше путешествую, тем чаще обращаю внимание не на культурные или ментальные различия, а на то, что люди из разных стран все равно похожи. Все мы плачем, любим, смеемся.

От чего вы плачете и от чего смеетесь?

Рассмешить меня легко. Этим постоянно занимаются моя мама, сын, бойфренд. Я люблю комедии или чудаковатых людей на улице. А плачу... Знаете, именно те люди, которые любят тебя сильнее, чаще всего причиняют боль. Терять близких — трагедия, поэтому любовь — это вечное чувство уязвимости и слабости. Боль — оборотная сторона любви, не в мазохистском смысле, конечно. Родные и близкие не живут вечно, друзья переезжают на другой континент, а влюбленность всегда заканчивается — потери и счастье идут рука об руку.

Вы современная красивая женщина, которая всегда в пути. Вы в разводе, воспитываете сына, и у вас есть бойфренд. Как удается поддерживать баланс между семьей и работой?

Для меня это легко — я просто всегда ставлю на первое место семью. Что бы я ни делала — снималась в кино или ходила по подиуму, — не буду чувствовать себя уверенно и воодушевленно, если при этом не сделаю что-то для своих близких. Работа всегда на втором плане, это просто деньги.

Ваш сын Оден уже такой взрослый, ему 18. Какая вы мама?

Классная! Но и заботливая. Я всегда о нем беспокоюсь и делаю все, чтобы он был счастлив, хорошо себя чувствовал и любил себя. Мир сегодня совсем не такой, как был в нашей юности, — это эра тревожности и стресса, особенно для подростков. У всех есть страх — поступить в колледж, где тебя расстреляют. Надеюсь, эта ситуация как-то изменится, но, возможно, менять ее будет уже новое поколение.

Любовь и боль всегда идут рука об руку: ведь, когда любишь, чувствуешь себя особенно уязвимым

С кем из топ-моделей вы дружите? И с кем из дизайнеров?

Мы только что виделись с Кейт Мосс и Хеленой Кристенсен! Это моя семья, нас столько всего связывает. Мои лучшие друзья из дизайнеров — Джон Гальяно и Стелла Маккартни. Обожаю Карла, но другом своим его не назову (смеется). Когда встречаю на вечеринках Валентино или Кельвина Кляйна, ощущения такие, будто повидала дальних родственников.

В модной индустрии произошло множество перемен. Раньше было всего девять-десять супермоделей, а сегодня — миллион «звезд-однодневок».

Правда, поколение супермоделей 1990-х — это несколько женщин, но каких! Сильных, умных личностей. Но и в те времена по подиуму ходили девчонки, которые не продвинулись дальше в карьере и не смогли заявить миру о своей индивидуальности. Сегодня это сделать го­раздо легче: заведи инстаграм — и, скорее всего, станешь звездой, если будешь правильно его продвигать. Я знаю такие примеры, многие из них действительно успешно работают. Что важно в наше время — это инклюзивность. Вместе со мной на подиум выходят чернокожая модель, трансгендер, девочка с формами и так далее. Потрясающе, что сегодня все это так открыто, а общество научилось принимать людей с любой внешностью и сексуальностью. Это и есть свобода.

Последние скандалы с обвинениями в сексуальных домогательствах — это признак свободного общества или все же нет?

Это может быть долгий, о-о-очень долгий разговор. Но важно, чтобы мы это обсудили. Меня радует то, что большая часть правды о сексуальных домогательствах всплыла именно в США: наша страна сейчас чуть ли не радикально «правая», а президент — ну вы и сами все понимаете, его тоже можно было бы во многом обвинить, только ни у кого не хватает духу. Истории женщин, которых коснулась эта беда, разбудили что-то в людях — все начали внимательнее присматриваться друг к другу и к тому, что происходит на работе. Ну в конце концов мы не должны бояться идти на съемку или в офис — куда угодно! Бояться того, что к нам будут приставать или наорут, потому что кто-то занимает высокий пост, а ты — нет. Это непра­вильно.

Кажется, что вы и, пожалуй, Шарлиз Терон — одни из тех редких личностей, которых любят все.

Да вы что! (Смеется.) Ну надо же, я никогда не думаю о том, нравлюсь я другим или нет. Но я рада приносить кому-то счастье — иначе какой тогда смысл быть моделью и актрисой? Я просто ищу гармонию в себе: медитирую, много сплю, постоянно пью воду. Правда, вечные самокопания меня тоже не минули — стараюсь направлять их в прогрессивное русло. По-моему, этого достаточно, чтобы найти внутренний баланс и не причинять боли ни себе, ни другим.