Александр Цыпкин: «Сорок лет — это начало жизни»

ELLE Думаете, вторую книгу примут так же радушно, как и первую? 

Александр Цыпкин Через год поймем, но, думаю, да. На наших концертах с Константином Хабенским (ближайший — «БеспринцЫпный Новый год» 18 декабря в Московском театре мюзикла. — Прим. ELLE) мы в основном читаем рассказы из новой книги, и можно сказать, что «хитов» в ней больше, чем в «Женщинах непреклонного возраста». К тому же она получилась немного другая — драматичнее. Хотя не факт, что это хорошо, в России без меня драмы хватает. 

Тщательно изучила ваш дебют, но так и не поняла: «непреклонный возраст» — это какой?

Он не имеет отношения к возрасту. Скорее, это состояние, когда чувство собственного достоинства становится таким гринвичским меридианом, от которого отталкиваются все остальные качества. Такая женщина не зависит от чужого мнения, у нее есть четкое представление о своих и чужих границах, и она не стремится их нарушать. Она не прогибается — ни под изменчивый мир, ни под человека, которого любит.

Такое и правда возможно?

Конечно, хотя в России женщинам, безусловно, сложнее, страна у нас патриархальная. Плюс какой-то генетический страх российской женщины остаться одной. Страх этот навязан патриархальным, как я уже сказал, обществом, мамами и бабушками, достающими своим «ты замуж-то собираешься?». В Европе рожать после сорока — норма. В России на тебя посмотрят как на авантюристку, по меньшей мере. Тем более если рожаешь без мужика и для себя. Поэтому многие стремятся выйти замуж за первого относительно подходящего и родить, а потом всю жизнь идут на компромисс с самой собой. Это, конечно, объяснимо, жизнь в России сложная, на государство рассчитывать нельзя, старость в нашей стране вообще кошмар, так что страхи обоснованы. 

Мне кажется, сегодня все больше женщин за сорок, у которых этот страх начинает проходить.

Это правда, парадигма меняется, но скорее в Москве, может, немного в Петербурге, и, скажем честно, общество в целом таких революционерок не очень любит. К примеру, отношение к кризису среднего возраста и его симптомам. У мужчин этот кризис принят и одобрен обществом. В 45–50 бравые парни идут тусоваться, разводятся и обновляют модельный ряд. Женщины, может, хотят того же, просто у них меньше возможностей, и общество им почти ничего не разрешает. Если 50-летний появится в ночном клубе, молодежь закроет глаза на кеды и толстовку. Если так поступит его ровесница, ей скажут: «Ты куда вырядилась, мать?» Мужчина, живущий с девушкой на 25 лет младше, — молодец. Женщина, у которой юный любовник, — промолчу, что наши ханжи могут про нее сказать.

В условиях этой двойной морали вы в своих рассказах выступаете против феминизма...

Я выступаю против перегибов на местах. Назовем это так. Когда женщина жалуется на то, что ей подают пальто или платят за нее в ресторане, — это надуманно. Я считаю, что обязанностей у мужчин больше, а права у всех одинаковые. Разве что у женщины больше прав на развод. Когда мужик уходит из семьи, он должен иметь очень серьезные основания, потому что брал на себя более весомые обязательства и на него рассчитывают. 

Как показывают события конца года, эта слабость обязательно граничит с уязвимостью.

Если вы про скандал вокруг Харви Вайнштейна и компании, то я и здесь тоже вижу определенный перегиб. Получается, что парень уже даже не может подойти к девушке и сказать ей, что у нее охрененная фигура? Если мужчины, боясь обвинений в харассменте, перестанут делать комплименты, то секс, как в романе Пелевина Snuff, исчезнет напрочь. Но России, мне кажется, это опять же не грозит — у нас женщины, особенно после определенного возраста, испытывают огромный дефицит мужского внимания и вынуждены сами его провоцировать. 

Вы не раз говорили, что 40 лет — возраст особый, это время новых стратегических решений, похожий на молодость.

В определенном смысле сорок — это новые двадцать. Нынешние сорокалетние, задумываясь над тем, что делать дальше, должны все меньше руководствоваться сиюминутными желаниями и выгодами, а трудиться на будущее, как в юности. Возьмем, например, работу. В тридцать еще можно было заниматься тем, что нравится прямо сейчас, но в сорок мы уже понимаем, что скоро можем быть уволены по возрасту и не успеем заработать на старость. Встает выбор: принять небольшое повышение, но потом уйти, потому что расти некуда, или уйти прямо сейчас с понижением зарплаты в другую интересную отрасль и через пять лет резко вырасти. Эта схема применима и к личной жизни. Сорок лет — отличная возможность создать новые интересы, приобрести профессию. Иногда люди в этом возрасте перестают заниматься саморазвитием, а потом удивляются: почему никто не обращает на них внимания? В 50–60 лет огромное значение уделяется качеству информации, которую ты можешь почерпнуть от партнера. Если с тобой не о чем говорить, ты не нужен.

Мне кажется, русские женщины даже не задумываются над тем, что будет с ними после 60. 

Да и мужчины тоже. В молодости мы не можем представить себе, чем будем заниматься в 50­–80 лет. Что делать в эти три десятилетия? Как чувствовать свою значимость? Дети выросли, внуки еще не появились, а с работы уже попросили. Мужчины начинают пить, но для женщин уйти в алкоголизм неприемлемо. Они начинают искать выход. Иногда находят.

А вы бы позвали на свидание женщину, которой за 50? 

Не вижу никаких проблем. Разница в 20 лет в любую сторону допустима. 

Ваши рассказы читают в основном взрослые актрисы, ровесницы.

Кстати, нет, Катя Шпица и Юлия Хлынина меня значительно моложе.

А хотели бы, чтобы прочел кто-то значительно старше?

Да я вот все не решусь предложить прочесть что-то Алисе Бруновне (Фрейндлих. — Прим. ELLE). 

Думаете, ее увлекут ваши рассказы про отношения и секс?

Ну, у меня не только про секс, точнее, давно уже не про секс, хотя и истории про отношения, надеюсь, ей могут быть интересны. Она же была когда-то сорокалетней и сейчас сможет по-другому оценить происходившее в том возрасте. Моим бабушкам, например, очень нравится то, что я пишу. А они у меня чрезвычайно серьезные гражданки.